В 2017 году Александр Говорунов в статусе вице-губернатора Петербурга принимал ключевые вопросы по ликвидации последствий теракта в перегоне «Сенной площади» – «Технологического института». В интервью «Петербургскому дневнику» он рассказал, как был организован оперативный штаб.
– Александр Николаевич, как вы узнали о том, что произошел взрыв?
– Страшную новость я узнал от дежурного по городу, находясь вне Смольного. Конечно, сразу помчался к станции метро «Технологический институт», и где-то через полчаса там собрались руководители всех без исключения силовых ведомств, губернатор Георгий Полтавченко и два вице-губернатора – Игорь Албин и я. Хотел бы сказать, что к этому времени спасательные работы уже начались: врачи, пожарные, полицейские и представители специальных служб – все были там. Тогда я подумал: как прав был великий полководец Александр Васильевич Суворов, говоривший, что тяжело в учении – легко в бою. Под эгидой МЧС мы постоянно проводили тренировки на объектах города – стадион, скоростной диаметр, метро… Теперь люди спокойно делали свою работу, понимая каждый маневр. В тот момент я обратил внимание, что на пришедших руководителей никто не обращал внимания, поскольку люди знали, что делать, каждый в своей части.
– Как сложился оперативный штаб по ликвидации последствий теракта?
– Сложился штаб абсолютно стихийно, руководитель любого силового ведомства понимал свою часть работы и был причастен к организации дальнейшей работы. Никто не давал друг другу команд – мы все помчались туда. И вот уже там пошла детальная работа по разным направлениям.
– В чем она состояла?
– Когда началось заседание экстренного штаба по ликвидации теракта, выяснилось, что на станции «Площадь Восстания» обнаружено еще одно взрывное устройство. Мы тогда не знали, сколько их… Тогда было принято тяжелейшее решение закрыть все метро. Мы понимали, что обрекаем город на транспортный коллапс, но другого решения быть просто не могло. Конечно же, на заседании были определены действия каждого силового ведомства, городских ведомств. Понятно, что нужно было организовать движение наземного транспорта. Однако я хотел бы обратить внимание на другое – как повели себя петербуржцы. Ближайшие кафе и рестораны бесплатно раздавали еду. Я сам видел, когда из ближайших к теракту домов приходили люди и говорили: «Если есть проблемы, вот мой дом – пойдем ко мне». Интернет пестрел объявлениями владельцев машин с предложениями о своих услугах. Школы, детские сады, не дожидаясь никаких команд, звонили родителям детей со словами: «Мы все понимаем, пожалуйста, не волнуйтесь – дети под присмотром столько, сколько надо». Город, петербуржцы сплотились вокруг беды и протягивали друг другу руку помощи. Буквально через три дня после трагедии около метро прошла импровизированная акция памяти. И когда называли имена и фамилии погибших, в небо взлетали белые голуби – и десятки тысяч людей смотрели на этих голубей и плакали. Скорбим мы и сегодня…
– Какой вы запомнили станцию «Технологический институт» в тот день? Что вас больше всего шокировало?
– Наверное, как у любого здравомыслящего человека, мысль была только одна: люди, почему вам не живется спокойно? Почему вы убиваете друг друга? Ни в чем не повинные люди ехали по своим делам, у них были планы, каждый о чем-то думал и мечтал. Раз – и жизнь прервалась. За что? Террор – это та тема, вокруг которой должно идти сплочение государств. Это общая боль Земли. В этот день в городе был наш президент: вечером мы увиделись с Владимиром Владимировичем на Литейном, 4, где ему доложили о работе ведомств и городских служб. Он дал им высокую оценку и подчеркнул роль петербуржцев.
– Вы были удивлены такой реакцией города?
– Нет, она меня не удивила. У меня была гордость за земляков. Я не знаю, что это – ген блокады или что-то еще. Я не хочу говорить какие-то негативные слова в отношении бед, которые посещали другие города, но знаю о том, что таксисты взвинчивали цены, пытаясь заработать на беде. Знаю о том, что были проблемы в протягивании руки помощи. В Петербурге этого не было. Я этим просто горжусь, тем, что я ленинградец, петербуржец, что у нас живут такие люди.
– Как трагедию переживал губернатор Георгий Полтавченко?
– Он воспринял ее так, как любой другой петербуржец… Но я обратил внимание на другое – это максимальная собранность человека, никакой внутренней паники и четкое распределение обязанностей, команды, благодаря которым мы достаточно быстро локализовали последствия трагедии. Он повел себя как настоящий командир.
– Теракт в метрополитене, по сути, стал стартом обновления системы социальной помощи в Петербурге…
– Вы знаете, я бы не переоценивал саму трагедию с точки зрения организации социальной помощи. К сожалению, город проходил беду с взорвавшимся над Синаем самолетом. Это была еще одна страшная боль петербуржцев. И в данном случае, наоборот, уже отработанные механизмы социальной помощи сразу же включались в необходимую работу. Все, что касается медицинской помощи: могу сказать, что буквально за минуты прилетел спасательный вертолет. Потом возникла необходимость работы психологов с людьми, врачей, помощь семьям погибших. Конечно, нет предела совершенству, но роль социальных служб города я бы выделил. Особенно Александра Николаевича Ржаненкова, занимавшего тогда пост председателя Комитета по социальной политике, с его тактом, умением разговаривать с людьми. Он по-настоящему оказался героем.
– Когда вы впервые увидели пострадавших в теракте? О чем вы подумали?
– Сердце разрывалось на части от боли, которую испытывали эти люди. Она передавалась каждому из нас. Здесь нечего добавить.
– В первые часы после взрыва в Интернете появлялись фейки о других бомбах, непроверенная информация. Как правительство Петербурга боролось с ней?
– На мой взгляд, есть один-единственный путь борьбы с фейками и дезинформацией – это откровенный и честный разговор с жителями города. Что с позиции правительства и меня лично мы пытались сделать. Мы тогда очень плотно стали работать со средствами массовой информации, понимая, что это самый эффективный канал коммуникации и доведения информации до наших людей. Информации истинной.
– Сегодня станцию «Технологический институт» украшает памятная табличка с именами погибших. Как вы относитесь в таким формам памяти?
– Вы знаете, это интересный вопрос. Когда была беда с самолетом, возникали совершенно естественные и понятные мысли: может быть, нам сделать памятник? Точно так же с терактом в метро. Мы много думали по этому поводу и пришли к выводу: нельзя по каждой ситуации делать памятники. Мы можем превратить город в некий городской мемориал, некрополь. Наверное, это не до конца правильно. Но нельзя и в хорошем смысле этого слова не оставлять следов, поэтому и нашлось такое правильное, на мой взгляд, решение.
– На следующий день после теракта губернатор спустился в метро – это был своеобразный сигнал жителям, что им нечего бояться. А у вас был страх в эти дни?
– Я напомню вам, что я военный человек, прошедший горячие точки, и видел много разной беды. О каком-то личном страхе говорить мне кажется неправильно. Мысли были о другом: на психологическом уровне люди боялись заходить в метро, и я думаю, что это не столько осознанно, сколько подсознательный страх. Люди увидели беду! И личным примером, с вашей помощью мы пытались донести до людей, что жизнь, так или иначе, продолжается.
Никогда нельзя быть готовым к такому – это приходит внезапно. Подобные события вызывают шок, в том числе и у руководящих работников. Наверное, в этом и заключается смысл людей, которые обречены принимать решения.
– За последние несколько лет Россия пережила стрельбу в казанской гимназии, Пермском университете. На ваш взгляд, о чем стоит говорить с подрастающим поколением, чтобы избежать таких трагедий? Как говорить с ними об этом?
– Знаете, если мы с вами проанализируем информацию из Интернета и телеканалов, мы увидим слова «убили», «изнасиловали»… Мне кажется, мы слишком увлеклись черной стороной любой действительности. Давайте проанализируем игры, в которые играют наши дети и внуки. Пиф-паф, кровь, я герой – я кого-то расстрелял. Мы увлеклись пропагандой насилия и жестокости, оставляя в головах наших детей эти следы. Мы намного меньше стали говорить о добре, нравственности. Наверное, здесь точно есть о чем думать и властям, и средствам массовой информации, и родителям.