Спустя пять лет после теракта на станции «Технологический институту» депутат Законодательного собрания Петербурга Александр Ржаненков работает над поправками в законодательстве для помощи горожанам, прошедшим через настоящий ад и трагедии. В 2017 году взрыв в метро помог устранить несовершенства в системе социальной помощи. Как довести ее до идеала – об этом бывший председатель комитета по социальной политике рассказал в интервью «Петербургскому дневнику»

– Александр Николаевич, помните ли вы, как складывалось для вас 3 апреля 2017 года? Что вы делали в этот день и как узнали о теракте?
– Я помню очень четко этот день. 3 апреля 2017 года был понедельником, и традиционно в 14 часов, как во многих других исполнительных органах власти, проходили организационные совещания с планами на неделю. Около половины третьего я получаю информацию на телефон о том, что случилось... Так получилось, что в этот день моя дочка сдала автомобиль на станцию техобслуживания недалеко от Смольного и спустилась в метро на «Александра Невского» примерно за полчаса до теракта. И так случилось, что она ехала в соседнем вагоне… Связи с ней какой-то период не было – я переживал… Совещание прервалось, и Георгий Сергеевич организовал срочное заседание штаба в здании управления метрополитена. Там собрались все участники событий, силовые структуры. Проводили совещания, оперативно принимая меры. Информация распространялась мгновенно, ряд станций закрылся, и соответствующие службы, прежде всего метрополитен и полиция начали помогать пострадавшим. А мы стали заниматься семьями: уже появилась пофамильная информация, и надо было помочь каждой конкретной семье, прежде всего психологически. В городе случился временный транспортный коллапс, и спасибо Комитету по транспорту, который через «Пассажиравтотранс» пустил дополнительные транспортные средства, чтобы избежать проблем. Мгновенно подключились горожане, которые предложили свой транспорт для того, чтобы доставлять нуждающихся и пострадавших. Очень быстро отреагировала система здравоохранения и прежде всего ближайшая Мариинская больница, скорая помощь. К сожалению, 16 человек ушли…

– Расскажите, как принимались решения о форматах помощи людям?
– Каждый день мы контактировали с семьями, помогали тем, кто пострадал. Формы поддержки и помощи были самые разные, как психологическая, так и очень непростые ритуальные, имущественные вопросы. Было много пострадавших, которые получили временную нетрудоспособность, раненые, нуждавшиеся в психологической поддержке и последующем лечении, вплоть до сегодняшнего дня мы помогаем этом вопросе. Уже в последующем образовалась общественная организация из числа родственников погибших и пострадавших, она с нами контактировала и контактирует. Параллельно с этим были приняты шаги к тому, чтобы предупредить такие ситуации, повысить бдительность горожан.

– С законодательной точки зрения будет меняться эта система?
– Так случилось, что в этот день мы очень тесно контактировали и продолжаем работать с депутатом Оксаной Дмитриевой. Она инициировала, и мы поддержали необходимость внесения изменений в действующее законодательство с точки зрения оказания помощи людям, которые оказалось в такой ситуации, чтобы они получили гарантированные меры поддержки. К сожалению, на сегодняшний момент эта инициатива не прошла – там есть федеральный и региональный уровни. Но мы столкнулись с пандемией, с другими проблемами, и из-за этих обстоятельств не случилось.

– Крушение петербургского самолета над Синаем и теракт в метро – две трагедии, которые в каком-то смысле помогли перезапустить систему социальной помощи…
– Жизнь показала и проявила слабые места в организации помощи нашим гражданам, которые попадают в такие обстоятельства. Я вспоминаю период, когда погиб «Курск», катастрофу «Невского экспресса», где погибло много моих друзей, друг мой Сергей Тарасов. Катастрофа под Донецком, когда наш самолет погиб… Еще тогда проявилась определенная неорганизованность в действиях, только начала вставать на ноги система МЧС – она была отделена от МВД, и еще не были отработаны механизмы оказания первой помощи. Приведу пример: после этой трагедии я приехал в аэропорт, вижу сотни, тысячи людей, и никто не знает, как вести себя, как общаться с семьями погибших, какие меры нужно предпринимать. Пришлось тогда взять организационные моменты в свои руки. Во-первых, выстроить диалог с людьми – рядом должны быть психологи, люди, которые понимают человека в агонии, ведь в такие моменты люди рыдают, окутаны злобой и не понимают, что будет дальше. Человек, попавший в такую ситуацию, зачастую не может понять, что ему делать и куда обратиться. Отсутствие эффективной и конкретной помощи побуждает людей негативно относиться к власти, формироваться в группы, объединяться, чтобы пробивать это решение и поддерживать себя. Все граждане должны знать и быть проинформированы, куда обращаться. Это в нашем городе на примере этих событий сделано очень много, а в других регионах этого просто нет. Психологические меры поддержки – первые и главные.

Две недели назад мы обсудили проект закона Санкт-Петербурга об оказании психологической помощи нашим жителям, оказавшимся в таких условиях. Приведу пример, с чего этого началось. В молодой семье потеряли ребенка при родах – возникает очень тяжелая ситуация. И это только один из примеров, а у нас в обществе много таких историй. И служба психологической помощи должна быть четко организована. МЧС выполняет эти функции в период ЧП, социальные службы точно так же. Но похожие вещи требуют длительного и системного сопровождения. К примеру, мы с вами сейчас переживаем «ковид», многие переболи, но система реабилитации и сопровождения, к сожалению, в полной мере слабо работает. Человек выписывается после больницы и в большинстве своем предоставлен сам себе, а его надо сопровождать, чтобы не было дальнейшего ухудшения, тем более одиноких людей, которые действительно нуждаются в этом.

– Что еще должна включать такая система?
– Как я уже сказал, первое – психологическая помощь, а второе – конкретная адресная помощь. Ведь у каждого есть свои обстоятельства: может, у пострадавшего бабушка, которая одна живет, лежачая, и ей нужен уход, или остались дети. Это второй фактор оперативной помощи. Нужна юридическая колоссальная поддержка. Приведу пример: семья, погиб отец или мать, есть дети от предыдущего брака, при этом есть престарелые родители. Имущественные вопросы, кому оказывать финансовую помощь, как реализовать это? Нужно выяснять состав семьи, социальному работнику надо найти решение и оформить документы так, чтобы не создать конфликт внутри семьи.

Мы вместе с Анной Митяниной работали и в сфере финансовой помощи пострадавшим. В первую очередь была оказана помощь семьям погибших. Параллельно помощь пострадавшим шла в зависимости от степени утраченного здоровья. Было три степени, мы привязали к существующим федеральным нормативам, и здесь очень грамотно надо было разъяснять, почему существует разница. У одной пострадавшей такая сумма, а у другой – другая сумма. Здесь должна была быть правильна проведена экспертиза соответствующими органами. Как я уже сказал, был создан фонд, были перечислены деньги от предприятий и согласовано решение с погибшими и постиравшим семьями. Сегодня фонд «Прерванный полет» продолжает оказывать помощь людям.

В каждом этом событии, а их было уже не один десяток, со всеми родственниками у меня сложились хорошие, теплые отношения. Я благодарен судьбе, что имел возможность помогать им и быть причастным к их проблемам. Среди этих семей у меня появилось колоссальное количество друзей – и после Синая, и после Курса, и после метро… Нам везет по-человечески на наших горожан, на их отзывчивость, особый питерский характер, пришедшей к нам из блокады. Это уже в какой-то степени в генах.

Фото: Дмитрий Фуфаев