– В 1991 году вам было 10 лет. Помните то время?
– Конечно, в тот год родители выдали мне первые карманные деньги, и мы с ними поехали в Финляндию.
– Неожиданный ответ…
– Это была моя первая поездка за границу. Мне выдали какое-то количество финских марок и сказали: «Покупай все, что хочешь: игрушку или предмет одежды…» И по какой-то очень странной причине, не имея никакого опыта в выборе одежды, я оказался в свадебном отделе, где увидел жилетку и бабочку мятного цвета. И хотя мама долго уговаривала меня купить джинсы, я наотрез отказался. И затем несколько лет счастливо ходил на праздники в этой жилетке и в этой бабочке. Когда я уже вырос, осталась только бабочка, и какое-то время она хранилась как некий артефакт.
– При этом в Финляндию вы уезжали уже из Петербурга или еще из Ленинграда?
– Мы уезжали уже из Санкт-Петербурга, потому что я помню, что нужно было выучить свой домашний адрес для таможенников, и тогда я запоминал новое название нашего города.
А вообще, у меня даже в паспорте долгое время по ошибке было обозначено место рождения: Санкт-Петербург, хотя, конечно, я родился еще в Ленинграде.
– Конечно, в тот год родители выдали мне первые карманные деньги, и мы с ними поехали в Финляндию.
– Неожиданный ответ…
– Это была моя первая поездка за границу. Мне выдали какое-то количество финских марок и сказали: «Покупай все, что хочешь: игрушку или предмет одежды…» И по какой-то очень странной причине, не имея никакого опыта в выборе одежды, я оказался в свадебном отделе, где увидел жилетку и бабочку мятного цвета. И хотя мама долго уговаривала меня купить джинсы, я наотрез отказался. И затем несколько лет счастливо ходил на праздники в этой жилетке и в этой бабочке. Когда я уже вырос, осталась только бабочка, и какое-то время она хранилась как некий артефакт.
– При этом в Финляндию вы уезжали уже из Петербурга или еще из Ленинграда?
– Мы уезжали уже из Санкт-Петербурга, потому что я помню, что нужно было выучить свой домашний адрес для таможенников, и тогда я запоминал новое название нашего города.
А вообще, у меня даже в паспорте долгое время по ошибке было обозначено место рождения: Санкт-Петербург, хотя, конечно, я родился еще в Ленинграде.
Леонид Алексеев:
«Мы пытаемся шагать в будущее»
– В 1991 году вам было 10 лет. Помните то время?
– Конечно, в тот год родители выдали мне первые карманные деньги, и мы с ними поехали в Финляндию.
– Неожиданный ответ…
– Это была моя первая поездка за границу. Мне выдали какое-то количество финских марок и сказали: «Покупай все, что хочешь: игрушку или предмет одежды…» И по какой-то очень странной причине, не имея никакого опыта в выборе одежды, я оказался в свадебном отделе, где увидел жилетку и бабочку мятного цвета. И хотя мама долго уговаривала меня купить джинсы, я наотрез отказался. И затем несколько лет счастливо ходил на праздники в этой жилетке и в этой бабочке. Когда я уже вырос, осталась только бабочка, и какое-то время она хранилась как некий артефакт.
– При этом в Финляндию вы уезжали уже из Петербурга или еще из Ленинграда?
– Мы уезжали уже из Санкт-Петербурга, потому что я помню, что нужно было выучить свой домашний адрес для таможенников, и тогда я запоминал новое название нашего города.
А вообще, у меня даже в паспорте долгое время по ошибке было обозначено место рождения: Санкт-Петербург, хотя, конечно, я родился еще в Ленинграде.
– Конечно, в тот год родители выдали мне первые карманные деньги, и мы с ними поехали в Финляндию.
– Неожиданный ответ…
– Это была моя первая поездка за границу. Мне выдали какое-то количество финских марок и сказали: «Покупай все, что хочешь: игрушку или предмет одежды…» И по какой-то очень странной причине, не имея никакого опыта в выборе одежды, я оказался в свадебном отделе, где увидел жилетку и бабочку мятного цвета. И хотя мама долго уговаривала меня купить джинсы, я наотрез отказался. И затем несколько лет счастливо ходил на праздники в этой жилетке и в этой бабочке. Когда я уже вырос, осталась только бабочка, и какое-то время она хранилась как некий артефакт.
– При этом в Финляндию вы уезжали уже из Петербурга или еще из Ленинграда?
– Мы уезжали уже из Санкт-Петербурга, потому что я помню, что нужно было выучить свой домашний адрес для таможенников, и тогда я запоминал новое название нашего города.
А вообще, у меня даже в паспорте долгое время по ошибке было обозначено место рождения: Санкт-Петербург, хотя, конечно, я родился еще в Ленинграде.
ЛЕОНИД АЛЕКСЕЕВ:
«Мы пытаемся шагать в будущее»
– Только «я – петербуржец». Я больше всего ценил те крошки, которые остались от прошлого. Например, я собирал дореволюционную мебель, еще когда был маленьким, сразу с помойки ее тащил. Мне с детства очень хотелось быть причастным к Эрмитажу и к каким-то красивым домам Петербурга. Поэтому, как только появилась такая возможность, я сразу стал говорить, что я из Санкт-Петербурга. При этом до сих пор ненавижу, когда говорят Питер. И вот Ленинградский проспект и Ленинградский вокзал в Москве своими названиями вызывают у меня неприятные ощущения.
– Но при этом каково ваше самоощущение: «я – ленинградец» или «я – петербуржец»?
– Но при этом каково ваше самоощущение: «я – ленинградец» или «я – петербуржец»?
– Только «я – петербуржец». Я больше всего ценил те крошки, которые остались от прошлого. Например, я собирал дореволюционную мебель, еще когда был маленьким, сразу с помойки ее тащил. Мне с детства очень хотелось быть причастным к Эрмитажу и к каким-то красивым домам Петербурга. Поэтому, как только появилась такая возможность, я сразу стал говорить, что я из Санкт-Петербурга. При этом до сих пор ненавижу, когда говорят Питер. И вот Ленинградский проспект и Ленинградский вокзал в Москве своими названиями вызывают у меня неприятные ощущения.
?
– А сочетание, которое сохраняется сегодня, – Санкт-Петербург и Ленинградская область, вас не смущает?
– Оно вызывает у меня странные эмоции. Дело в том, что я бы очень хотел жить в полном красоты прогрессивном мире с историческим наследием. А вот Ленинград ассоциировался у меня только с пустыми прилавками, пионерскими линейками в школе и дефицитом. Сегодня мне хотелось бы от этого избавиться и зажить в прекрасном европейском городе.
– Но при этом, даже если мы не будем говорить про героическое прошлое Ленинграда, мода в Ленинграде ведь тоже существовала?
– Так случилось, что я застал Ленинградский Дом моделей и даже работал там моделью: на мне демонстрировали пальто и прогрессивную детскую одежду. Ленинградский Дом моделей находился на Невском проспекте в известном доме Мертенса с его роскошными люстрами, залами, подиумами. Там я впервые увидел манекенщиц, и, несмотря на то что тогда я еще не понимал, что свяжу свою жизнь с модой, мне уже очень нравилась сама возможность прикоснуться к миру чего-то уникального и эксклюзивного.
Кстати, на дальнейшее развитие особой петербургской моды – интеллектуальной и элегантной – серьезно повлияло само существование Дома моделей. Благодаря этому факту наша мода сегодня может считаться вневременной, в отличие от московской.
– А московская мода, получается, более яркая?
– Существуют некие правила, по которым собирают гардероб. И если в Москве главенствует яркость и китч, то петербургским правилом всегда был монохром. Это одно время считалось неправильным, но в нашем городе всегда пытались выдерживать именно монохромные гаммы. Например, платья в цветочек или в яркий рисунок считались нарушением хорошего вкуса, а порой и вовсе были признаком вульгарности.
– Оно вызывает у меня странные эмоции. Дело в том, что я бы очень хотел жить в полном красоты прогрессивном мире с историческим наследием. А вот Ленинград ассоциировался у меня только с пустыми прилавками, пионерскими линейками в школе и дефицитом. Сегодня мне хотелось бы от этого избавиться и зажить в прекрасном европейском городе.
– Но при этом, даже если мы не будем говорить про героическое прошлое Ленинграда, мода в Ленинграде ведь тоже существовала?
– Так случилось, что я застал Ленинградский Дом моделей и даже работал там моделью: на мне демонстрировали пальто и прогрессивную детскую одежду. Ленинградский Дом моделей находился на Невском проспекте в известном доме Мертенса с его роскошными люстрами, залами, подиумами. Там я впервые увидел манекенщиц, и, несмотря на то что тогда я еще не понимал, что свяжу свою жизнь с модой, мне уже очень нравилась сама возможность прикоснуться к миру чего-то уникального и эксклюзивного.
Кстати, на дальнейшее развитие особой петербургской моды – интеллектуальной и элегантной – серьезно повлияло само существование Дома моделей. Благодаря этому факту наша мода сегодня может считаться вневременной, в отличие от московской.
– А московская мода, получается, более яркая?
– Существуют некие правила, по которым собирают гардероб. И если в Москве главенствует яркость и китч, то петербургским правилом всегда был монохром. Это одно время считалось неправильным, но в нашем городе всегда пытались выдерживать именно монохромные гаммы. Например, платья в цветочек или в яркий рисунок считались нарушением хорошего вкуса, а порой и вовсе были признаком вульгарности.
– А сочетание, которое сохраняется сегодня, – Санкт-Петербург и Ленинградская область, вас не смущает?
– Оно вызывает у меня странные эмоции. Дело в том, что я бы очень хотел жить в полном красоты прогрессивном мире с историческим наследием. А вот Ленинград ассоциировался у меня только с пустыми прилавками, пионерскими линейками в школе и дефицитом. Сегодня мне хотелось бы от этого избавиться и зажить в прекрасном европейском городе.
– Но при этом, даже если мы не будем говорить про героическое прошлое Ленинграда, мода в Ленинграде ведь тоже существовала?
– Так случилось, что я застал Ленинградский Дом моделей и даже работал там моделью: на мне демонстрировали пальто и прогрессивную детскую одежду. Ленинградский Дом моделей находился на Невском проспекте в известном доме Мертенса с его роскошными люстрами, залами, подиумами. Там я впервые увидел манекенщиц, и, несмотря на то что тогда я еще не понимал, что свяжу свою жизнь с модой, мне уже очень нравилась сама возможность прикоснуться к миру чего-то уникального и эксклюзивного.
Кстати, на дальнейшее развитие особой петербургской моды – интеллектуальной и элегантной – серьезно повлияло само существование Дома моделей. Благодаря этому факту наша мода сегодня может считаться вневременной, в отличие от московской.
– А московская мода, получается, более яркая?
– Существуют некие правила, по которым собирают гардероб. И если в Москве главенствует яркость и китч, то петербургским правилом всегда был монохром. Это одно время считалось неправильным, но в нашем городе всегда пытались выдерживать именно монохромные гаммы. Например, платья в цветочек или в яркий рисунок считались нарушением хорошего вкуса, а порой и вовсе были признаком вульгарности.
– Оно вызывает у меня странные эмоции. Дело в том, что я бы очень хотел жить в полном красоты прогрессивном мире с историческим наследием. А вот Ленинград ассоциировался у меня только с пустыми прилавками, пионерскими линейками в школе и дефицитом. Сегодня мне хотелось бы от этого избавиться и зажить в прекрасном европейском городе.
– Но при этом, даже если мы не будем говорить про героическое прошлое Ленинграда, мода в Ленинграде ведь тоже существовала?
– Так случилось, что я застал Ленинградский Дом моделей и даже работал там моделью: на мне демонстрировали пальто и прогрессивную детскую одежду. Ленинградский Дом моделей находился на Невском проспекте в известном доме Мертенса с его роскошными люстрами, залами, подиумами. Там я впервые увидел манекенщиц, и, несмотря на то что тогда я еще не понимал, что свяжу свою жизнь с модой, мне уже очень нравилась сама возможность прикоснуться к миру чего-то уникального и эксклюзивного.
Кстати, на дальнейшее развитие особой петербургской моды – интеллектуальной и элегантной – серьезно повлияло само существование Дома моделей. Благодаря этому факту наша мода сегодня может считаться вневременной, в отличие от московской.
– А московская мода, получается, более яркая?
– Существуют некие правила, по которым собирают гардероб. И если в Москве главенствует яркость и китч, то петербургским правилом всегда был монохром. Это одно время считалось неправильным, но в нашем городе всегда пытались выдерживать именно монохромные гаммы. Например, платья в цветочек или в яркий рисунок считались нарушением хорошего вкуса, а порой и вовсе были признаком вульгарности.
– Монохром – это только черное и белое?
– Монохромные гаммы – это не обязательно черные, серые, или белые, или коричневые. Главное – это выдерживание в одной цветовой гамме. В нашем городе это имеет право на существование благодаря тому большому количеству произведений искусства и архитектурных ансамблей, которые здесь, вокруг нас, собраны и которые нас с детства «тренируют» к эстетике цвета. Наверное, именно от этого у петербуржцев существует такое стремление выдерживать свой образ в каком-то одном или двух цветах. Хотя сейчас, конечно, это правило уже не так действует.
– Монохром – это только черное и белое?
– Монохромные гаммы – это не обязательно черные, серые, или белые, или коричневые. Главное – это выдерживание в одной цветовой гамме. В нашем городе это имеет право на существование благодаря тому большому количеству произведений искусства и архитектурных ансамблей, которые здесь, вокруг нас, собраны и которые нас с детства «тренируют» к эстетике цвета. Наверное, именно от этого у петербуржцев существует такое стремление выдерживать свой образ в каком-то одном или двух цветах. Хотя сейчас, конечно, это правило уже не так действует.
– А в советское время можно было отличить модника из Москвы от модника из Ленинграда?
– В нашем городе люди всегда по-особенному одевались. У многих даже существовала некая традиция – показывать себя, гуляя по Невскому проспекту. Ведь здесь и в советское время были универмаги, в том числе оставшиеся еще с дореволюционных времен. Особо на общем фоне выделялся Пассаж, который напоминал какие-то парижские магазины. При этом в советском городе было свое особое отношение к нарядности, к элегантности пребывания в публичном месте. Кстати, само понятие публичного места для Петербурга тоже важно, потому что городские площади и улицы формируют некий фон, которому необходимо соответствовать. В этом и еще одно наше отличие от Москвы: там человек должен был центром внимания, а в Петербурге нужно гармонично подходить тому месту, куда ты отправляешься.
– Это сохранилось и сегодня?
– Для начала надо ответить на вопрос: а сохранились ли петербуржцы сегодня? Отвечу – нас очень мало. И уже следующий вопрос: сохранились ли люди, которые выстраивают свой внешний образ исходя из отношения к городу? Вот здесь ответ будет утвердительный: например, я очень много сейчас вижу молодых людей, которые для себя выбирают минималистичный скандинавский стиль, словно напоминающий явление северного модерна в архитектуре.
– В нашем городе люди всегда по-особенному одевались. У многих даже существовала некая традиция – показывать себя, гуляя по Невскому проспекту. Ведь здесь и в советское время были универмаги, в том числе оставшиеся еще с дореволюционных времен. Особо на общем фоне выделялся Пассаж, который напоминал какие-то парижские магазины. При этом в советском городе было свое особое отношение к нарядности, к элегантности пребывания в публичном месте. Кстати, само понятие публичного места для Петербурга тоже важно, потому что городские площади и улицы формируют некий фон, которому необходимо соответствовать. В этом и еще одно наше отличие от Москвы: там человек должен был центром внимания, а в Петербурге нужно гармонично подходить тому месту, куда ты отправляешься.
– Это сохранилось и сегодня?
– Для начала надо ответить на вопрос: а сохранились ли петербуржцы сегодня? Отвечу – нас очень мало. И уже следующий вопрос: сохранились ли люди, которые выстраивают свой внешний образ исходя из отношения к городу? Вот здесь ответ будет утвердительный: например, я очень много сейчас вижу молодых людей, которые для себя выбирают минималистичный скандинавский стиль, словно напоминающий явление северного модерна в архитектуре.
– А в советское время можно было отличить модника из Москвы от модника из Ленинграда?
– В нашем городе люди всегда по-особенному одевались. У многих даже существовала некая традиция – показывать себя, гуляя по Невскому проспекту. Ведь здесь и в советское время были универмаги, в том числе оставшиеся еще с дореволюционных времен. Особо на общем фоне выделялся Пассаж, который напоминал какие-то парижские магазины. При этом в советском городе было свое особое отношение к нарядности, к элегантности пребывания в публичном месте. Кстати, само понятие публичного места для Петербурга тоже важно, потому что городские площади и улицы формируют некий фон, которому необходимо соответствовать. В этом и еще одно наше отличие от Москвы: там человек должен был центром внимания, а в Петербурге нужно гармонично подходить тому месту, куда ты отправляешься.
– Это сохранилось и сегодня?
– Для начала надо ответить на вопрос: а сохранились ли петербуржцы сегодня? Отвечу – нас очень мало. И уже следующий вопрос: сохранились ли люди, которые выстраивают свой внешний образ исходя из отношения к городу? Вот здесь ответ будет утвердительный: например, я очень много сейчас вижу молодых людей, которые для себя выбирают минималистичный скандинавский стиль, словно напоминающий явление северного модерна в архитектуре.
– В нашем городе люди всегда по-особенному одевались. У многих даже существовала некая традиция – показывать себя, гуляя по Невскому проспекту. Ведь здесь и в советское время были универмаги, в том числе оставшиеся еще с дореволюционных времен. Особо на общем фоне выделялся Пассаж, который напоминал какие-то парижские магазины. При этом в советском городе было свое особое отношение к нарядности, к элегантности пребывания в публичном месте. Кстати, само понятие публичного места для Петербурга тоже важно, потому что городские площади и улицы формируют некий фон, которому необходимо соответствовать. В этом и еще одно наше отличие от Москвы: там человек должен был центром внимания, а в Петербурге нужно гармонично подходить тому месту, куда ты отправляешься.
– Это сохранилось и сегодня?
– Для начала надо ответить на вопрос: а сохранились ли петербуржцы сегодня? Отвечу – нас очень мало. И уже следующий вопрос: сохранились ли люди, которые выстраивают свой внешний образ исходя из отношения к городу? Вот здесь ответ будет утвердительный: например, я очень много сейчас вижу молодых людей, которые для себя выбирают минималистичный скандинавский стиль, словно напоминающий явление северного модерна в архитектуре.
– Вернемся в 90-е годы. Случился слом эпох. И что начали тогда носить новоявленные петербуржцы?
– Из-за того, что Петербург сразу стал претендовать на статус европейского города, здесь, конечно, появилась мода на европейские товары, в том числе одежду. Первыми такими товарами стали финские. Причем, с одной стороны, это были и модные тогда пропитки, покрытые воском, дубленки, вареные джинсы, спортивная одежда. И тут же стали появляться страшные вещи – в стиле унисекс или оверсайз. Помню, на улицах людей в абсолютно прямых силуэтах: например, в таких черных пальто, которые невозможно было представить в других городах.
Собирались, спорили и наконец сделали. Тогда мы впервые озвучили как должен город жить у моря и как надо развивать морской порт, как должны улучшаться транспортные пути, улично-дорожная сеть, здравоохранение… В том плане были впервые сформулированы задачи по строительству кольцевой автомобильной дороги, дополнительных мостов через Неву, благоустройству в центре города. И это был прорыв: ведь в самом начале 90-х годов считалось, что никакого генерального плана по развитию нашего города создавать не нужно, а все может меняться совершенно хаотично.
– Вернемся в 90-е годы. Случился слом эпох. И что начали тогда носить новоявленные петербуржцы?
– Из-за того, что Петербург сразу стал претендовать на статус европейского города, здесь, конечно, появилась мода на европейские товары, в том числе одежду. Первыми такими товарами стали финские. Причем, с одной стороны, это были и модные тогда пропитки, покрытые воском, дубленки, вареные джинсы, спортивная одежда. И тут же стали появляться страшные вещи – в стиле унисекс или оверсайз. Помню, на улицах людей в абсолютно прямых силуэтах: например, в таких черных пальто, которые невозможно было представить в других городах.
?
– И у состоятельных горожан в отличие от Москвы, где был культ Versace, в Петербурге был культ Armani. Монохромные костюмы или пальто Armani или Hugo Boss были пределом мечтаний. Те, кто говорит, что господствовали малиновые пиджаки, ошибаются. Это все было в Москве. В нашем городе не было никаких малиновых пиджаков.
Собирались, спорили и наконец сделали. Тогда мы впервые озвучили как должен город жить у моря и как надо развивать морской порт, как должны улучшаться транспортные пути, улично-дорожная сеть, здравоохранение… В том плане были впервые сформулированы задачи по строительству кольцевой автомобильной дороги, дополнительных мостов через Неву, благоустройству в центре города. И это был прорыв: ведь в самом начале 90-х годов считалось, что никакого генерального плана по развитию нашего города создавать не нужно, а все может меняться совершенно хаотично.
– И у состоятельных горожан в отличие от Москвы, где был культ Versace, в Петербурге был культ Armani. Монохромные костюмы или пальто Armani или Hugo Boss были пределом мечтаний. Те, кто говорит, что господствовали малиновые пиджаки, ошибаются. Это все было в Москве. В нашем городе не было никаких малиновых пиджаков.
– А сегодня этот стиль из 90-х как-то реинкарнируется?
– Мода не может все-таки полностью повторяться, и постоянно нужно придумывать что-то новое, ведь мир меняется. Хотя тот же Armani, в принципе, вне времени. Это стиль очень подходит Северной Италии, где расположен Милан, который как раз похож на Петербург. Ведь в этом городе такая же система организации пространства, похожие исторические здания.
– А есть мнение у вас как у дизайнера, что каждый петербуржец хотел бы иметь в своем гардеробе?
– Каждый петербуржец хочет иметь в своем гардеробе что-то трикотажное. Видимо, из-за того, что у нас северный город.
– Чтобы согреться?
– Согреваться, да. Это вязаные кардиганы, вязаные жакеты, свитеры. У нас их можно круглый год продавать. Кроме того, у нас всегда востребована верхняя одежда – пальто или плащи. Мы все время сталкиваемся с потребностью что-то накинуть, когда выходим на улицу. Ведь в любой момент может пойти дождь, в любой момент может подуть ветер.
– Современный Петербург – это модный город?
– Мода – это стимулирование потребления, это желание показать что-то новое, удивить. Модой занимаются люди, которые хотят привлекать внимание, которым нужно выглядеть современно и актуально. Чаще всего такие люди живут и работают в столицах, потому что там есть общество, которое требует постоянного внимания. В Петербурге такого нет. У нас всегда был более востребован стиль.
– То есть отсутствие моды?
– Скорее, игнорирование сменяемости моды. Мода – это всегда про новое. Скажем, если вы купили какое-то потрясающее новое пальто, то в следующем сезоне его уже нельзя носить, даже если с ним все хорошо, потому что мода – это всегда про обновление и опровержение предыдущего. А вот стиль – это продолжение, это прямая линия.
– Ну тогда давайте вновь вспомним советское время. Тогда, кажется, господствовало вынужденное осознанное потребление: в шкафу зачастую висело одно пальто, один костюм…
– Про то время актуальны две ситуации. Одна из них – это, конечно, дефицит. Другая – у людей не было средств, поэтому приобретение любой новой вещи занимало длительную подготовку. И даже если вы планировали заказать себе пальто в ателье, нужно было долго откладывать деньги, искать ткань, потом стоять в очереди на эту ткань, затем договариваться с мастером, а после этого стоять в очереди к нему. В советское время было не осознанное потребление, а скорее максимально сокращенное потребление сродни спартанскому. Сегодняшняя идея о том, что все можно купить, если есть деньги, в то время не работала. И такая ситуация приводила к тому, что вещи ценились, их долго носили, чинили, перешивали и передавали даже по наследству.
– Мода не может все-таки полностью повторяться, и постоянно нужно придумывать что-то новое, ведь мир меняется. Хотя тот же Armani, в принципе, вне времени. Это стиль очень подходит Северной Италии, где расположен Милан, который как раз похож на Петербург. Ведь в этом городе такая же система организации пространства, похожие исторические здания.
– А есть мнение у вас как у дизайнера, что каждый петербуржец хотел бы иметь в своем гардеробе?
– Каждый петербуржец хочет иметь в своем гардеробе что-то трикотажное. Видимо, из-за того, что у нас северный город.
– Чтобы согреться?
– Согреваться, да. Это вязаные кардиганы, вязаные жакеты, свитеры. У нас их можно круглый год продавать. Кроме того, у нас всегда востребована верхняя одежда – пальто или плащи. Мы все время сталкиваемся с потребностью что-то накинуть, когда выходим на улицу. Ведь в любой момент может пойти дождь, в любой момент может подуть ветер.
– Современный Петербург – это модный город?
– Мода – это стимулирование потребления, это желание показать что-то новое, удивить. Модой занимаются люди, которые хотят привлекать внимание, которым нужно выглядеть современно и актуально. Чаще всего такие люди живут и работают в столицах, потому что там есть общество, которое требует постоянного внимания. В Петербурге такого нет. У нас всегда был более востребован стиль.
– То есть отсутствие моды?
– Скорее, игнорирование сменяемости моды. Мода – это всегда про новое. Скажем, если вы купили какое-то потрясающее новое пальто, то в следующем сезоне его уже нельзя носить, даже если с ним все хорошо, потому что мода – это всегда про обновление и опровержение предыдущего. А вот стиль – это продолжение, это прямая линия.
– Ну тогда давайте вновь вспомним советское время. Тогда, кажется, господствовало вынужденное осознанное потребление: в шкафу зачастую висело одно пальто, один костюм…
– Про то время актуальны две ситуации. Одна из них – это, конечно, дефицит. Другая – у людей не было средств, поэтому приобретение любой новой вещи занимало длительную подготовку. И даже если вы планировали заказать себе пальто в ателье, нужно было долго откладывать деньги, искать ткань, потом стоять в очереди на эту ткань, затем договариваться с мастером, а после этого стоять в очереди к нему. В советское время было не осознанное потребление, а скорее максимально сокращенное потребление сродни спартанскому. Сегодняшняя идея о том, что все можно купить, если есть деньги, в то время не работала. И такая ситуация приводила к тому, что вещи ценились, их долго носили, чинили, перешивали и передавали даже по наследству.
– А сегодня этот стиль из 90-х как-то реинкарнируется?
– Мода не может все-таки полностью повторяться, и постоянно нужно придумывать что-то новое, ведь мир меняется. Хотя тот же Armani, в принципе, вне времени. Это стиль очень подходит Северной Италии, где расположен Милан, который как раз похож на Петербург. Ведь в этом городе такая же система организации пространства, похожие исторические здания.
– А есть мнение у вас как у дизайнера, что каждый петербуржец хотел бы иметь в своем гардеробе?
– Каждый петербуржец хочет иметь в своем гардеробе что-то трикотажное. Видимо, из-за того, что у нас северный город.
– Чтобы согреться?
– Согреваться, да. Это вязаные кардиганы, вязаные жакеты, свитеры. У нас их можно круглый год продавать. Кроме того, у нас всегда востребована верхняя одежда – пальто или плащи. Мы все время сталкиваемся с потребностью что-то накинуть, когда выходим на улицу. Ведь в любой момент может пойти дождь, в любой момент может подуть ветер.
– Современный Петербург – это модный город?
– Мода – это стимулирование потребления, это желание показать что-то новое, удивить. Модой занимаются люди, которые хотят привлекать внимание, которым нужно выглядеть современно и актуально. Чаще всего такие люди живут и работают в столицах, потому что там есть общество, которое требует постоянного внимания. В Петербурге такого нет. У нас всегда был более востребован стиль.
– То есть отсутствие моды?
– Скорее, игнорирование сменяемости моды. Мода – это всегда про новое. Скажем, если вы купили какое-то потрясающее новое пальто, то в следующем сезоне его уже нельзя носить, даже если с ним все хорошо, потому что мода – это всегда про обновление и опровержение предыдущего. А вот стиль – это продолжение, это прямая линия.
– Ну тогда давайте вновь вспомним советское время. Тогда, кажется, господствовало вынужденное осознанное потребление: в шкафу зачастую висело одно пальто, один костюм…
– Про то время актуальны две ситуации. Одна из них – это, конечно, дефицит. Другая – у людей не было средств, поэтому приобретение любой новой вещи занимало длительную подготовку. И даже если вы планировали заказать себе пальто в ателье, нужно было долго откладывать деньги, искать ткань, потом стоять в очереди на эту ткань, затем договариваться с мастером, а после этого стоять в очереди к нему. В советское время было не осознанное потребление, а скорее максимально сокращенное потребление сродни спартанскому. Сегодняшняя идея о том, что все можно купить, если есть деньги, в то время не работала. И такая ситуация приводила к тому, что вещи ценились, их долго носили, чинили, перешивали и передавали даже по наследству.
– Мода не может все-таки полностью повторяться, и постоянно нужно придумывать что-то новое, ведь мир меняется. Хотя тот же Armani, в принципе, вне времени. Это стиль очень подходит Северной Италии, где расположен Милан, который как раз похож на Петербург. Ведь в этом городе такая же система организации пространства, похожие исторические здания.
– А есть мнение у вас как у дизайнера, что каждый петербуржец хотел бы иметь в своем гардеробе?
– Каждый петербуржец хочет иметь в своем гардеробе что-то трикотажное. Видимо, из-за того, что у нас северный город.
– Чтобы согреться?
– Согреваться, да. Это вязаные кардиганы, вязаные жакеты, свитеры. У нас их можно круглый год продавать. Кроме того, у нас всегда востребована верхняя одежда – пальто или плащи. Мы все время сталкиваемся с потребностью что-то накинуть, когда выходим на улицу. Ведь в любой момент может пойти дождь, в любой момент может подуть ветер.
– Современный Петербург – это модный город?
– Мода – это стимулирование потребления, это желание показать что-то новое, удивить. Модой занимаются люди, которые хотят привлекать внимание, которым нужно выглядеть современно и актуально. Чаще всего такие люди живут и работают в столицах, потому что там есть общество, которое требует постоянного внимания. В Петербурге такого нет. У нас всегда был более востребован стиль.
– То есть отсутствие моды?
– Скорее, игнорирование сменяемости моды. Мода – это всегда про новое. Скажем, если вы купили какое-то потрясающее новое пальто, то в следующем сезоне его уже нельзя носить, даже если с ним все хорошо, потому что мода – это всегда про обновление и опровержение предыдущего. А вот стиль – это продолжение, это прямая линия.
– Ну тогда давайте вновь вспомним советское время. Тогда, кажется, господствовало вынужденное осознанное потребление: в шкафу зачастую висело одно пальто, один костюм…
– Про то время актуальны две ситуации. Одна из них – это, конечно, дефицит. Другая – у людей не было средств, поэтому приобретение любой новой вещи занимало длительную подготовку. И даже если вы планировали заказать себе пальто в ателье, нужно было долго откладывать деньги, искать ткань, потом стоять в очереди на эту ткань, затем договариваться с мастером, а после этого стоять в очереди к нему. В советское время было не осознанное потребление, а скорее максимально сокращенное потребление сродни спартанскому. Сегодняшняя идея о том, что все можно купить, если есть деньги, в то время не работала. И такая ситуация приводила к тому, что вещи ценились, их долго носили, чинили, перешивали и передавали даже по наследству.
– Такое положение дел явно не может вызывать ностальгии. Тем не менее есть ли то, что бы вы хотели забрать из Ленинграда в сегодняшнюю реальность?
– Я бы забрал ленинградцев. К сожалению, случилось так, что все те люди, с которыми я вырос и в обществе кого мечтал проводить время, когда стану взрослым, разъехались. Из-за этого для меня Петербург даже перестал быть второй столицей, потому что все переселились – кто в Москву, кто в другие города, кто за границу. Сегодня в городе живет очень мало людей, которые выросли в Петербурге. В моем окружении, например, хорошо, если 10 процентов – коренные горожане.
Собирались, спорили и наконец сделали. Тогда мы впервые озвучили как должен город жить у моря и как надо развивать морской порт, как должны улучшаться транспортные пути, улично-дорожная сеть, здравоохранение… В том плане были впервые сформулированы задачи по строительству кольцевой автомобильной дороги, дополнительных мостов через Неву, благоустройству в центре города. И это был прорыв: ведь в самом начале 90-х годов считалось, что никакого генерального плана по развитию нашего города создавать не нужно, а все может меняться совершенно хаотично.
– Такое положение дел явно не может вызывать ностальгии. Тем не менее есть ли то, что бы вы хотели забрать из Ленинграда в сегодняшнюю реальность?
– Я бы забрал ленинградцев. К сожалению, случилось так, что все те люди, с которыми я вырос и в обществе кого мечтал проводить время, когда стану взрослым, разъехались. Из-за этого для меня Петербург даже перестал быть второй столицей, потому что все переселились – кто в Москву, кто в другие города, кто за границу. Сегодня в городе живет очень мало людей, которые выросли в Петербурге. В моем окружении, например, хорошо, если 10 процентов – коренные горожане.
?
– В ваших словах чувствуется сильный региональный снобизм…
– Когда человек вырастает в Петербурге, он все равно отличается от того, кто сюда приехал уже в зрелом возрасте. Более того, есть еще один уникальный феномен нашего города: Петербург не всех принимает. У меня есть несколько примеров дизайнеров, которые приезжали в Петербург, запускали свои бренды, а город их не принимал, и они через какой-то время переезжали в Москву со словами, что у нас невозможно добиться успеха, потому что «люди плохие», «погода плохая», «денег нет» и тому подобное. При этом ими тратились огромные суммы на продвижение брендов, на магазины на Невском проспекте. Но к ним элементарно не заходили люди…
– А в других городах у них получается?
– В других городах получается и в Интернете получается.
– Что же отталкивает от них в нашем городе?
– В Петербурге присутствует тот самый снобизм. Мы когда чувствуем, что это чужой, мы не впускаем. Поэтому у любого бренда, работающего в Петербурге, должен быть свой элемент городского ДНК, чтобы люди чувствовали, что ты свой. Например, я могу представить, как какой-то человек, работающий в Москве, ругает Москву. А вот в Петербурге, если ты ругаешь наш город, ты долго не продержишься.
– Даже если ты петербуржец? Или петербуржец никогда не будет ругать свой город?
– Наверняка есть такие петербуржцы, которых что-то не устраивает. Но мне кажется, что очень важной частью нашего воспитания становится обучение любви к городу. Петербург еще является таким городом-другом. Все эти гуляния по набережным, посещение музеев – это выстраивает отношения с городом.
– А кто для вас пример истинного петербуржца?
– Если говорить про прошлое, то, безусловно, Анатолий Собчак был отражением Петербурга. Еще одним символом города я бы назвал замечательного актера Игоря Дмитриева, кстати, тоже приехавшего в наш город, а не родившегося здесь. Из наших современников я бы назвал директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, галериста Марину Гисич, великого дизайнера Петербурга Татьяну Котегову. Нельзя не упомянуть городских рестораторов: ведь это те люди, которые вопреки всему прививали нашему городу культуру высокой кухни, тем самым даже воспитывая петербуржцев.
– А ваше «место силы», которое является умиротворяющим или, наоборот, побуждающим к каким-то новым свершениям?
– Таким моим местом всегда была Новая Голландия. Даже когда я еще был маленьким, и это был такой замок спящей красавицы, обросший лесом. Я всегда мечтал однажды попасть туда. И я постоянный гость там с первого дня, когда только стал возможен доступ на остров. Люблю ходить туда утром, когда еще мало людей, когда садовники убирают листья. Благодаря Новой Голландии я понимаю, что живу в Петербурге. Ну и, конечно, я очень люблю петербургские театры: Мариинский, Александринский, Михайловский. Кстати, в эти театры я с удовольствием хожу и на современные балет, и на современную оперу.
– То есть сочетание современности и аутентичности вы считаете возможным?
– Мне кажется, что желание законсервировать город очень плохо влияет на Петербург. Нельзя делать из нашего города исключительно музей – его надо делать живым. Допустим, наш модный дом мы решили не размещать в новом здании, а, наоборот, взяли старое, нуждающееся в ремонте и реставрации. И сегодня я знаю от очень многих горожан, кто также пытается встроить в старый Петербург что-то новое и прогрессивное.
– А как быть тогда с новым Петербургом, например, в Лахте?
– Петербурга, как и Москвы, и как любых современных городов, становится несколько: растущий город, современная архитектура, небоскребы – все это возможно для того, чтобы не стоять на месте. Кто создает новые сущности в центре города, тому несколько сложнее, потому что надо еще принимать во внимание влияние прошлого. Но при этом работа важна во всех локациях, потому что это инвестиции, это новый бизнес и новые деньги, которые так нужны Петербургу. Просто так случилось, что мы какое-то время жили в консервации, а сейчас, наконец-то, начинают открывать крышки, и мы пытаемся шагать в будущее.
– Когда человек вырастает в Петербурге, он все равно отличается от того, кто сюда приехал уже в зрелом возрасте. Более того, есть еще один уникальный феномен нашего города: Петербург не всех принимает. У меня есть несколько примеров дизайнеров, которые приезжали в Петербург, запускали свои бренды, а город их не принимал, и они через какой-то время переезжали в Москву со словами, что у нас невозможно добиться успеха, потому что «люди плохие», «погода плохая», «денег нет» и тому подобное. При этом ими тратились огромные суммы на продвижение брендов, на магазины на Невском проспекте. Но к ним элементарно не заходили люди…
– А в других городах у них получается?
– В других городах получается и в Интернете получается.
– Что же отталкивает от них в нашем городе?
– В Петербурге присутствует тот самый снобизм. Мы когда чувствуем, что это чужой, мы не впускаем. Поэтому у любого бренда, работающего в Петербурге, должен быть свой элемент городского ДНК, чтобы люди чувствовали, что ты свой. Например, я могу представить, как какой-то человек, работающий в Москве, ругает Москву. А вот в Петербурге, если ты ругаешь наш город, ты долго не продержишься.
– Даже если ты петербуржец? Или петербуржец никогда не будет ругать свой город?
– Наверняка есть такие петербуржцы, которых что-то не устраивает. Но мне кажется, что очень важной частью нашего воспитания становится обучение любви к городу. Петербург еще является таким городом-другом. Все эти гуляния по набережным, посещение музеев – это выстраивает отношения с городом.
– А кто для вас пример истинного петербуржца?
– Если говорить про прошлое, то, безусловно, Анатолий Собчак был отражением Петербурга. Еще одним символом города я бы назвал замечательного актера Игоря Дмитриева, кстати, тоже приехавшего в наш город, а не родившегося здесь. Из наших современников я бы назвал директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, галериста Марину Гисич, великого дизайнера Петербурга Татьяну Котегову. Нельзя не упомянуть городских рестораторов: ведь это те люди, которые вопреки всему прививали нашему городу культуру высокой кухни, тем самым даже воспитывая петербуржцев.
– А ваше «место силы», которое является умиротворяющим или, наоборот, побуждающим к каким-то новым свершениям?
– Таким моим местом всегда была Новая Голландия. Даже когда я еще был маленьким, и это был такой замок спящей красавицы, обросший лесом. Я всегда мечтал однажды попасть туда. И я постоянный гость там с первого дня, когда только стал возможен доступ на остров. Люблю ходить туда утром, когда еще мало людей, когда садовники убирают листья. Благодаря Новой Голландии я понимаю, что живу в Петербурге. Ну и, конечно, я очень люблю петербургские театры: Мариинский, Александринский, Михайловский. Кстати, в эти театры я с удовольствием хожу и на современные балет, и на современную оперу.
– То есть сочетание современности и аутентичности вы считаете возможным?
– Мне кажется, что желание законсервировать город очень плохо влияет на Петербург. Нельзя делать из нашего города исключительно музей – его надо делать живым. Допустим, наш модный дом мы решили не размещать в новом здании, а, наоборот, взяли старое, нуждающееся в ремонте и реставрации. И сегодня я знаю от очень многих горожан, кто также пытается встроить в старый Петербург что-то новое и прогрессивное.
– А как быть тогда с новым Петербургом, например, в Лахте?
– Петербурга, как и Москвы, и как любых современных городов, становится несколько: растущий город, современная архитектура, небоскребы – все это возможно для того, чтобы не стоять на месте. Кто создает новые сущности в центре города, тому несколько сложнее, потому что надо еще принимать во внимание влияние прошлого. Но при этом работа важна во всех локациях, потому что это инвестиции, это новый бизнес и новые деньги, которые так нужны Петербургу. Просто так случилось, что мы какое-то время жили в консервации, а сейчас, наконец-то, начинают открывать крышки, и мы пытаемся шагать в будущее.
– В ваших словах чувствуется сильный региональный снобизм…
– Когда человек вырастает в Петербурге, он все равно отличается от того, кто сюда приехал уже в зрелом возрасте. Более того, есть еще один уникальный феномен нашего города: Петербург не всех принимает. У меня есть несколько примеров дизайнеров, которые приезжали в Петербург, запускали свои бренды, а город их не принимал, и они через какой-то время переезжали в Москву со словами, что у нас невозможно добиться успеха, потому что «люди плохие», «погода плохая», «денег нет» и тому подобное. При этом ими тратились огромные суммы на продвижение брендов, на магазины на Невском проспекте. Но к ним элементарно не заходили люди…
– А в других городах у них получается?
– В других городах получается и в Интернете получается.
– Что же отталкивает от них в нашем городе?
– В Петербурге присутствует тот самый снобизм. Мы когда чувствуем, что это чужой, мы не впускаем. Поэтому у любого бренда, работающего в Петербурге, должен быть свой элемент городского ДНК, чтобы люди чувствовали, что ты свой. Например, я могу представить, как какой-то человек, работающий в Москве, ругает Москву. А вот в Петербурге, если ты ругаешь наш город, ты долго не продержишься.
– Даже если ты петербуржец? Или петербуржец никогда не будет ругать свой город?
– Наверняка есть такие петербуржцы, которых что-то не устраивает. Но мне кажется, что очень важной частью нашего воспитания становится обучение любви к городу. Петербург еще является таким городом-другом. Все эти гуляния по набережным, посещение музеев – это выстраивает отношения с городом.
– А кто для вас пример истинного петербуржца?
– Если говорить про прошлое, то, безусловно, Анатолий Собчак был отражением Петербурга. Еще одним символом города я бы назвал замечательного актера Игоря Дмитриева, кстати, тоже приехавшего в наш город, а не родившегося здесь. Из наших современников я бы назвал директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, галериста Марину Гисич, великого дизайнера Петербурга Татьяну Котегову. Нельзя не упомянуть городских рестораторов: ведь это те люди, которые вопреки всему прививали нашему городу культуру высокой кухни, тем самым даже воспитывая петербуржцев.
– А ваше «место силы», которое является умиротворяющим или, наоборот, побуждающим к каким-то новым свершениям?
– Таким моим местом всегда была Новая Голландия. Даже когда я еще был маленьким, и это был такой замок спящей красавицы, обросший лесом. Я всегда мечтал однажды попасть туда. И я постоянный гость там с первого дня, когда только стал возможен доступ на остров. Люблю ходить туда утром, когда еще мало людей, когда садовники убирают листья. Благодаря Новой Голландии я понимаю, что живу в Петербурге. Ну и, конечно, я очень люблю петербургские театры: Мариинский, Александринский, Михайловский. Кстати, в эти театры я с удовольствием хожу и на современные балет, и на современную оперу.
– То есть сочетание современности и аутентичности вы считаете возможным?
– Мне кажется, что желание законсервировать город очень плохо влияет на Петербург. Нельзя делать из нашего города исключительно музей – его надо делать живым. Допустим, наш модный дом мы решили не размещать в новом здании, а, наоборот, взяли старое, нуждающееся в ремонте и реставрации. И сегодня я знаю от очень многих горожан, кто также пытается встроить в старый Петербург что-то новое и прогрессивное.
– А как быть тогда с новым Петербургом, например, в Лахте?
– Петербурга, как и Москвы, и как любых современных городов, становится несколько: растущий город, современная архитектура, небоскребы – все это возможно для того, чтобы не стоять на месте. Кто создает новые сущности в центре города, тому несколько сложнее, потому что надо еще принимать во внимание влияние прошлого. Но при этом работа важна во всех локациях, потому что это инвестиции, это новый бизнес и новые деньги, которые так нужны Петербургу. Просто так случилось, что мы какое-то время жили в консервации, а сейчас, наконец-то, начинают открывать крышки, и мы пытаемся шагать в будущее.
– Когда человек вырастает в Петербурге, он все равно отличается от того, кто сюда приехал уже в зрелом возрасте. Более того, есть еще один уникальный феномен нашего города: Петербург не всех принимает. У меня есть несколько примеров дизайнеров, которые приезжали в Петербург, запускали свои бренды, а город их не принимал, и они через какой-то время переезжали в Москву со словами, что у нас невозможно добиться успеха, потому что «люди плохие», «погода плохая», «денег нет» и тому подобное. При этом ими тратились огромные суммы на продвижение брендов, на магазины на Невском проспекте. Но к ним элементарно не заходили люди…
– А в других городах у них получается?
– В других городах получается и в Интернете получается.
– Что же отталкивает от них в нашем городе?
– В Петербурге присутствует тот самый снобизм. Мы когда чувствуем, что это чужой, мы не впускаем. Поэтому у любого бренда, работающего в Петербурге, должен быть свой элемент городского ДНК, чтобы люди чувствовали, что ты свой. Например, я могу представить, как какой-то человек, работающий в Москве, ругает Москву. А вот в Петербурге, если ты ругаешь наш город, ты долго не продержишься.
– Даже если ты петербуржец? Или петербуржец никогда не будет ругать свой город?
– Наверняка есть такие петербуржцы, которых что-то не устраивает. Но мне кажется, что очень важной частью нашего воспитания становится обучение любви к городу. Петербург еще является таким городом-другом. Все эти гуляния по набережным, посещение музеев – это выстраивает отношения с городом.
– А кто для вас пример истинного петербуржца?
– Если говорить про прошлое, то, безусловно, Анатолий Собчак был отражением Петербурга. Еще одним символом города я бы назвал замечательного актера Игоря Дмитриева, кстати, тоже приехавшего в наш город, а не родившегося здесь. Из наших современников я бы назвал директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, галериста Марину Гисич, великого дизайнера Петербурга Татьяну Котегову. Нельзя не упомянуть городских рестораторов: ведь это те люди, которые вопреки всему прививали нашему городу культуру высокой кухни, тем самым даже воспитывая петербуржцев.
– А ваше «место силы», которое является умиротворяющим или, наоборот, побуждающим к каким-то новым свершениям?
– Таким моим местом всегда была Новая Голландия. Даже когда я еще был маленьким, и это был такой замок спящей красавицы, обросший лесом. Я всегда мечтал однажды попасть туда. И я постоянный гость там с первого дня, когда только стал возможен доступ на остров. Люблю ходить туда утром, когда еще мало людей, когда садовники убирают листья. Благодаря Новой Голландии я понимаю, что живу в Петербурге. Ну и, конечно, я очень люблю петербургские театры: Мариинский, Александринский, Михайловский. Кстати, в эти театры я с удовольствием хожу и на современные балет, и на современную оперу.
– То есть сочетание современности и аутентичности вы считаете возможным?
– Мне кажется, что желание законсервировать город очень плохо влияет на Петербург. Нельзя делать из нашего города исключительно музей – его надо делать живым. Допустим, наш модный дом мы решили не размещать в новом здании, а, наоборот, взяли старое, нуждающееся в ремонте и реставрации. И сегодня я знаю от очень многих горожан, кто также пытается встроить в старый Петербург что-то новое и прогрессивное.
– А как быть тогда с новым Петербургом, например, в Лахте?
– Петербурга, как и Москвы, и как любых современных городов, становится несколько: растущий город, современная архитектура, небоскребы – все это возможно для того, чтобы не стоять на месте. Кто создает новые сущности в центре города, тому несколько сложнее, потому что надо еще принимать во внимание влияние прошлого. Но при этом работа важна во всех локациях, потому что это инвестиции, это новый бизнес и новые деньги, которые так нужны Петербургу. Просто так случилось, что мы какое-то время жили в консервации, а сейчас, наконец-то, начинают открывать крышки, и мы пытаемся шагать в будущее.
ФИЛЬМ «ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ЛЕНИНГРАДА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
ФИЛЬМ «ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ЛЕНИНГРАДА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ